Широко распахнутые глаза мальчика были пусты. Он стоял посреди поля, а потом зашатался и упал на колени, опираясь подрагивающими руками о выжженную землю. Упавшая с плеча котомка сухо треснула и распахнулась, вываливая своё содержимое.
Мертвы… все мертвы…
Выжженное поле боя, всё неровное, в буграх и шестах… Бугры – то, что было людьми. Шесты – копья и стяги, зачастую воткнутые в то, что прежде было живым.
Во многих останках трудно было узнать людей… так, порубленные, отбитые, затоптанные ошмётки, в которых даже не вдруг заподозришь и мясо.
И перед всем этим – он. Мальчик. Всего восьми зим отроду. Он раньше никогда не видел человеческой смерти.
– Братик…
Он резко обернулся и увидел свою младшую сестру, всю в копоти и грязи, измазалась в… в грязи этого поля?!
Почему она не боится? Почему она не плачет и не убегает, ведь она девочка, и ей всего шесть лет?
Она не понимает?
Она не смотрела на трупы, на обезображенные останки, только на брата. Смотрела с состраданием и желанием помочь.
Подойдя к старшему мальчику, она крепко обняла его, спрятав его лицо на своих хрупких ключицах.
– Всё будет хорошо, – убеждённо заговорила она. – Пойдём отсюда, вставай.
Она не понимала? Возможно, как раз она-то и понимала. Может быть, она бы сейчас плакала и кричала от страха, но у неё рядом был любимый брат, которому было плохо, очень плохо, который не выдерживал… которому ещё можно было помочь – единственному на этом поле.
Мальчик поднялся, зажимая веками слёзы, и побрёл прочь, отвернувшись от сестрёнки. В конце концов, он же старше, он мужчина, он должен её защищать, её не надо видеть…
Почему-то именно сейчас сестра напомнила ему их маму.