Рок: Рай и Ад
Это был его рай.
Час до выхода, сладкий яд уже проник в его кровь. Он знал, он слышал, он чувствовал по дрожи в перекрытиях эту толпу, собиравшуюся за тремя (он как-то специально подсчитал их) стенами от гримёрки, где деловитые мастера своего дела создавали из него идеал. Бесплотные, но умелые. Ему стоило шевельнуть пальцем, и любое его желание, любую безумную прихоть выполнят в ту же минуту, если не эти куклы, то любой из толкущихся снаружи фанатов. ЕГО фанатов. Сладкий, почти сладострастный зуд, желание, чужое поклонение. О-о, идите ко мне, детки!
Это был его ад.
Полчаса до выхода.
Мандраж, страшный, не прекращающийся. К нему нельзя до конца привыкнуть, с ним не надо смиряться, с ним бесполезно бороться. Трясутся поджилки, колени и сжатые в ниточку покрытые сценическим блеском губы. Сейчас он должен будет сам выйти под взгляды тысяч пар глаз, под крики тысяч глоток, выйти... и быть среди них.
Время. Выход…
Он не увидел их, никого из них. Софиты и прожектора ударили в него, почти заставив покачнуться, ослепляя, выставляя его, как короля на троне, как раба на торге. Сквозь беззастенчивый свет он смутно различал только колышущуюся массу, а рёв толпы был рёвом одного животного. И он взревел в ответ, как ровня тысячеликому монстру в темноте за прожекторами, словно древний дремучий инстинкт заставлял его отзываться на вожделеющий зов.
О, вот они, его рай и ад, его спасение и проклятье! В сотый раз как в первый. Тугая плеть адреналина стегнула по телу, так привычно и так неповторимо снеся к чертям все плотины. Застилая глаза тьмой – чтобы не дать им ослепнуть; потоками крови вбиваясь в уши – иначе он уже оглох бы. Смелый, какими бывают лишь пьяницы и берсерки, напряжённый, как скрученная тугая пружина, раскованный, как шлюха на панели. В этот миг он отдался толпе, как смерти, как может отдаться гетера, девственница, ангел! Его рай и ад, его боль смерти и муки перед рождением, его всесильный голос и безумные пальцы на струнах электрогитары. И больше нет ни его, ни этого мира, лишь экстаз новой песни, рождённой раз и приговорённой к этой пытке... ещё, и ещё, и ещё!
Пять минут после финала.
Он уже ураганом ворвался в свою гримёрку, когда ноги отказали ему. Он упал на пол, разум, на минуту прояснившись, снова поплыл прочь. Паника вокруг, чьи-то беспокойные голоса. Отдельные выхваченные просыпающимся слухом слова: нервное истощение, больница, отдых…
А он всё ещё там… Там, где музыка начинает звучать ещё до первого аккорда, до отсчёта барабанными палочками – и это слышит только он, да ещё, быть может, группа за его спиной.
Чьё-то неузнанное лицо склонилось над ним, и он вдруг вцепился в воротник дорогого пиджака и резко притянул к себе чужие перепуганные глаза.
– Когда следующий концерт? – возбуждённо спросил он, слепо глядя в никуда.
Следующий концерт, рай и ад, проклятие и благословение, наркотик, от которого не отказаться.