Не ждите чуда - чудите сами.
"Раб"
Ты был мучеником, мой малыш. Всю твою тяжёлую жизнь ты не знал счастливых дней, мир не ведал о твоём существовании и ему были безразличны твои мучения.
Ты был рабом, а значит, животным для всех, игрушкой и бессловесной тварью. Тобою помыкали, тебя били из желания слышать твои крики, тебя использовали, как не могли использовать других, но ты не умер, не сошёл с ума и не отупел.
Откуда взялась в тебе эта гордость, что, защищая себя, стала гордыней? Гордый ребёнок, которого ломали каждое мгновение, но не смогли сломать до конца. Ты мог быть покорным, как раб, – но в сердце своём не был рабом, и оттого мучения твои были тяжелее во сто крат, ибо страдал ты, как принц.
Беспомощен был ты, но глаза твои горели, и потому даже истязая тебя, были не радостны твои жестокие хозяева, ибо, слыша крики твоей боли, они видели твои глаза, что презирали их, даже тускнея в беспамятстве.
И тогда отдали тебя в жертву, чтобы колючую душу твою, что кустом дикого шиповника проросла на садовых дорожках их, царапая и в лохмотья полосуя их богатые платья, сожгли силы божественные, как в огне садовника.
Но боги – не садовники для людей, лишь для себя. И не шиповник ты – забитый розовый куст, не смогший взрастить в плохой почве ни шипы свои, ни бутоны. И садовник, что не слушает богачей и вельмож, пересадит розу, и взлелеет, и даст всё, чтобы расцвёл ты превыше.
И сможешь тогда ты вернуться, и скажешь своим обидчикам: «Вот я, который был уничтожен вами». Твоя ненависть найдёт выход, лишь окрепнут твои шипы. Никто не встанет на пути твоего отмщения. Сгорят они, успокоив тебя, как ты захочешь.
Но всё это лишь будет, а ты пока не ведаешь об этом. Твой палач ведёт тебя к алтарю, на котором ты будешь жертвой. Скоро твоя кровь оросит его, передавая твою жизнь из рук людей в иные руки, не ведая, что твой огонь столь силён, что ему не дадут угаснуть.
Уходя, ты любишь лишь палача своего, что дал тебе отдых в келье, что оттолкнул от дверей твоих хозяев твоих прежних. Лишь перед ним ты выпустил свой испуг, но он не отшатнулся, не стал презирать или бросать тебя, а выслушал, и понял, и подарил час – единственный час счастья. Он не давал тебе надежды, но был светел, и ты почти с радостью шёл за ним к жертвенному камню.
Скоро прервётся цепь твоих мучений, мой малыш, под кинжалом его, но не бойся, тебя ждёт иное существование. Иди же, ложись без страха на алтарь, на грудь мою, в мои объятья. Люди, зная тебя, бросают мне твою жизнь как подачку. Палач, не зная тебя, отдаёт, как драгоценный дар. Я же бесценным сокровищем приму твою жизнь, пью воду твоего существа на своих руках, на моём алтаре, моя священная жертва.
Ты был мучеником, мой малыш. Всю твою тяжёлую жизнь ты не знал счастливых дней, мир не ведал о твоём существовании и ему были безразличны твои мучения.
Ты был рабом, а значит, животным для всех, игрушкой и бессловесной тварью. Тобою помыкали, тебя били из желания слышать твои крики, тебя использовали, как не могли использовать других, но ты не умер, не сошёл с ума и не отупел.
Откуда взялась в тебе эта гордость, что, защищая себя, стала гордыней? Гордый ребёнок, которого ломали каждое мгновение, но не смогли сломать до конца. Ты мог быть покорным, как раб, – но в сердце своём не был рабом, и оттого мучения твои были тяжелее во сто крат, ибо страдал ты, как принц.
Беспомощен был ты, но глаза твои горели, и потому даже истязая тебя, были не радостны твои жестокие хозяева, ибо, слыша крики твоей боли, они видели твои глаза, что презирали их, даже тускнея в беспамятстве.
И тогда отдали тебя в жертву, чтобы колючую душу твою, что кустом дикого шиповника проросла на садовых дорожках их, царапая и в лохмотья полосуя их богатые платья, сожгли силы божественные, как в огне садовника.
Но боги – не садовники для людей, лишь для себя. И не шиповник ты – забитый розовый куст, не смогший взрастить в плохой почве ни шипы свои, ни бутоны. И садовник, что не слушает богачей и вельмож, пересадит розу, и взлелеет, и даст всё, чтобы расцвёл ты превыше.
И сможешь тогда ты вернуться, и скажешь своим обидчикам: «Вот я, который был уничтожен вами». Твоя ненависть найдёт выход, лишь окрепнут твои шипы. Никто не встанет на пути твоего отмщения. Сгорят они, успокоив тебя, как ты захочешь.
Но всё это лишь будет, а ты пока не ведаешь об этом. Твой палач ведёт тебя к алтарю, на котором ты будешь жертвой. Скоро твоя кровь оросит его, передавая твою жизнь из рук людей в иные руки, не ведая, что твой огонь столь силён, что ему не дадут угаснуть.
Уходя, ты любишь лишь палача своего, что дал тебе отдых в келье, что оттолкнул от дверей твоих хозяев твоих прежних. Лишь перед ним ты выпустил свой испуг, но он не отшатнулся, не стал презирать или бросать тебя, а выслушал, и понял, и подарил час – единственный час счастья. Он не давал тебе надежды, но был светел, и ты почти с радостью шёл за ним к жертвенному камню.
Скоро прервётся цепь твоих мучений, мой малыш, под кинжалом его, но не бойся, тебя ждёт иное существование. Иди же, ложись без страха на алтарь, на грудь мою, в мои объятья. Люди, зная тебя, бросают мне твою жизнь как подачку. Палач, не зная тебя, отдаёт, как драгоценный дар. Я же бесценным сокровищем приму твою жизнь, пью воду твоего существа на своих руках, на моём алтаре, моя священная жертва.